ОРЛОВА-САВИНА
Прасковья Ивановна — русская актриса
175 лет со дня рождения
(1815—1900)

      5 октября 1990 года исполнилось 175 лет со дня рождения выдающейся русской актрисы П. И. Орловой-Савиной.
      Родилась Прасковья Ивановна в Москве в артистической семье Куликовых.
Отец её служил при Московском Большом театре. Младшая сестра Александра (1827—1909) актриса Московского Малого, Александрийского в Петербурге и Одесского театров. Брат Николай (1812—1891) был актёром, режиссёром и автором водевилей и комедий.
Воспитываясь в семье артистов, Прасковья Ивановна с раннего детства полюбила сцену. Видя в девочке такую привязанность к театру, родители отдали её учиться в Московскую театральную школу. Училась она прилежно и вскоре была замечена и приглашена играть на сцене Малого театра, ещё будучи ученицей театральной школы. Её занимают в водевилях и лёгких комедиях. Первая роль её была — госпожа Гримардо в водевиле «Суженого конём не объедешь». Заслуженный успех ей принесла роль Серафино (Керубино) в «Свадьбе Фигаро» Бомарше.
      После окончания театральной школы её приняли в Малый театр. На юную красивую актрису обратил внимание актёр Малого театра Илья Васильевич Орлов. (Настоящая фамилия его Копылов). Он стал часто захаживать в дом Куликовых. Было ему лет за сорок, вдовец, дворянин. Чувства свои к Прасковье Ивановне он открыто выразить не мог, но частые посещения, подарки и конфеты сделали своё дело. Да ещё бабушка приговаривала: «Жених завидный, дворянин, Параша будет барыней»
      Это была последняя капля, которая решила судьбу девушки - она стала Орловой.
      В 1835—1847 годах П.И. Орлова играла на сцене Малого театра. Известность пришла к Орловой в 1837 году после исполнения роли Офелии в спектакле, где Гамлета исполнял П. С. Мочалов. Публика отмечала: «... Лучшей Офелии не только московская, но и вообще русская сцена не запомнит».
      В дальнейшем Орлова была постоянной партнёршей П. С. Мочалова. «Мочалов любил играть с ней: она помогала ему своей сдержанной игрой» — свидетельствовала А. Шуберт, — «сестра моя была в то время единственной актрисой на первые роли».
      В 1843 году она первой сыграла в «Женитьбе» Гоголя Агафью Тихоновну. Прасковья Ивановна играла в основном только роли молодых героинь: Корделия «Король Лир», Вероника «Уголино» Полевого, Луиза «Коварство и любовь» Шиллера, Софья «Горе от ума».
      Несмотря на своё упорство и трудолюбие ей не всегда всё удавалось. За это её в своё время хвалили и ругали, как критики так и публика.
Писатель-театрал В. И. Родиславский говорил, что «умнее, женственнее, явственнее изображения Софьи Павловны в «Горе от ума» никогда ему не удавалось встретить во всё его 48-летнее посещение русской сцены».
      Некоторые говорили, что «актриса неразборчива, завалена ролями, не всегда соответствующими её возможностям». «Холодно рассчитанная дикция» и «манерная грациозность».
      Орлова очень переживала свои недостатки и в дальнейшем старалась их устранить. Это ей удавалось, о чём можно судить по высказываниям В. Г. Белинского. Ведь именно он в начале её карьеры безжалостно её критиковал, а вот в 1845 году назвал её «Замечательной артисткой для драм и комедий».
      В «драматическом альбоме» за 1850 год говорилось: «Между всеми актёрами и актрисами Московского театра П. И. Орлова занимает одно из видных и почётных мест. Артистка даровитая, умная, добросовестная, в продолжение десяти лет пользовавшаяся любовью публики, оставила сцену тогда, когда её талант был в полном блеске, в полном развитии, когда её отсутствие не могло быть не замечено. Московская сцена не забудет её потери. Московская публика всегда будет вспоминать о ней с сожалением и благодарностью».
      В 1847 году Орлова из Москвы уехала в Одессу. Причиной отъезда на юг было слабое здоровье Прасковьи Ивановны. Ещё в 1837 году по предписанию врачей она прошла курс лечения на аэрозолях старорусского фонтана и грязях от чахотки.
      Таланту трудно удержаться на сцене без безжалостного истязания своего здоровья и вот результат — Орлова в Одессе. Южный воздух и море благотворно подействовали на здоровье Орловой П. И. она стала играть на сцене Одесского театра, там же устроилась по рекомендации М. С. Щепкина и её сестра Шуберт А. И. В Одесском театре Орлова играла до 1851 года. Сёстры пользовались блестящим успехом у местной публики. Как только здоровье Прасковьи Ивановны окрепло, она покинула Одессу и уехала в Москву, а затем в Петербург. Она решила исполнить свою смелую мечту, — выступить на подмостках столичной сцены. Это удалось ей осуществить. Сестра осталась в Одессе до 1853 года, затем также переехала в Петербург и устроилась в Александринском театре.
      В своих воспоминаниях А. Вольф пишет: «В 1851 г. перешла к нам из Москвы Орлова. Это была настоящая находка. После А. М. Каратыгиной у нас не было подобной актрисы для амплуа светских не совсем молодых женщин в комедии и благородных матерей в драме».
      На Петербургской Императорской сцене она сделалась любимицей публики. Исполняла роли Катерины в «Скопин-Шуйский» Н. Кукольника, Груни в «Двумужнице» Шаховского, донны Соль в «Костильской чести» Гюго, донны Клоринды в «Нашла коса на камень» Ожье и другие.
      «Игра дебютантки не отличалась особым вдохновением или огнём, но всегда была тщательно отделана до малейших подробностей... Одним словом, её можно было причислить к разряду артисток, называемых на сцене умными. При разнообразии таланта Орлова тотчас же заняла видное место в труппе».
      В 1853 году Орлова первой исполнила роль Арины Фёдоровны в «Не свои сани не садись» Островского. Она получала Огромную массу пригласительных билетов в знатные дома и любила их посещать. И у себя на квартире устраивала капустники с приглашением творческой интеллигенции России.
      Павел Степанович Мочалов любил актрису Орлову, не только как чуткую и умную партнёршу, с которой легко играется, но и как красивую обаятельную женщину, о чём говорит его стихотворение, посвящённое П. И. Орловой.

Зачем скажи, в минуты вдохновенья
Тебя преображённую узрел,
И в этот миг святого наслажденья
Я страстью неземною закипел.

И для чего ж сон, в вечность отлетая,
След на душе оставил вековой.
Зачем уверился, что ты краса земная,
И я земной пленился красотой.

Ах, возвратится ли то сладкое мгновенье,
Как очарованный, я дивную узрел.
И чувствуя всю негу наслажденья,
Пред дивною твоей душой благоговел?

      Теперь я хочу рассказать о П. И. Орловой не как об актрисе, а как о русской женщине, проявлявшей в своей повседневной жизни доброту, милосердие и сострадание ко всем людям независимо от звания и положения.
      Итак, 1855 год. Огромный флот союзников подошёл к берегам Крыма и высадил сильную, отлично вооружённую армию — турок, англичан, французов и итальянцев.
      Русский флот был слишком слаб для открытого боя. Для подкрепления слабого гарнизона Севастополя с кораблей сняли и свезли на берег пушки и матросов, а корабли затопили у входа в гавань, чтобы оградить город от нападения с моря.
      В самый разгар тяжёлой осады Севастополя 18 февраля после недолгой простудной болезни скончался император Николай 1, а затем погибли смертью героев адмиралы Корнилов и Нахимов. По стране был объявлен траур. Театры закрыли. Все увеселительные мероприятия были запрещены.
В эту трудную для страны минуту Прасковья Ивановна решается поехать в Севастополь, чтобы работать сестрой милосердия в госпиталях города. Не каждая женщина согласилась бы на такой поступок. Но жизнь заставила её это сделать.
      Муж её был придирчивый деспот. Частые ссоры на работе и дома, а затем и смерть Ильи Васильевича Орлова, основательно подорвали здоровье Прасковьи Ивановны. Она стала раздражительной, придирчивой и мнительной. Врачи предвещали чахотку.
      Орлова считала, что все напасти и недуги исходят от Бога за её Неправильную жизнь. Как человек очень набожный она писала: «... поехала вымаливать у Господа прощения за свои грехи», считая, что только милосердием и доброжелательностью можно исправить ошибки, допущенные в повседневной жизни.
      На фронте ведь не существует радостей, есть только боль, муки и страдания. Страдала в жизни сама, и чувствуя страдания других, получив благословление матери, она поехала выполнять свою подвижническую деятельность.
      В Севастополь Прасковья Ивановна прибыла 5-го мая в самый разгар военных действий.
      Русские возвели под руководством военного инженера Тотлебена ряд укреплений, превративших Севастополь в настоящую крепость. Сражения были жестокими. Город обстреливался бомбами корабельных орудий союзников. Всё содрогалось и горело. Ночью и днём, между громыханиями взрывов бомб были слышны душераздирающие крики раненых защитников города. Город горел. Все крепкие здания были заняты госпиталями. Не хватало медперсонала и сестёр милосердия. Раненые с позиций поступали круглосуточно. Их надо было принять, обработать, накормить, напоить, распределить по палатам и обиходить. Вся тяжесть такой работы ложилась на сестёр милосердия. Особенно трудно было работать в ночное время, когда боли у раненых проявлялись особенно остро. Больные стонут, кричат, озлоблены, ругают врачей и сестёр. К каждому больному надо было иметь свой подход. У Прасковьи Ивановны хватало на всех больных её доброго, чуткого, отзывчивого сердца. Она с любовью и состраданием относилась к больным раненым, писала письма домой, молилась в госпитале и в церкви за их выздоровление, старалась успокоить их добрым словом, этим самым укрепляла в них силы и надежду.
      Когда укрепления Севастополя, после двухмесячной осады, были почти полностью разрушены, союзники страшным приступом овладели Малаховым Курганом, который был главной опорой русских позиций. После этого остатки русских войск вынуждены были отступить из развалин Севастополя. Госпиталя были эвакуированы в тыл России. Прасковья Ивановна покинула Севастополь 22 июля 1855 года и вернулась в Петербург, где до 1859 года продолжала играть на подмостках Александринского театра. Время отпуска она решила провести в Осташкове, где в это время проживала её мать — Куликова Мария Михайловна. Этот год для неё оказался роковым. Здесь она познакомилась с городским головою Фёдором Кондратьевичем Савиным.
      Талант и известность, миловидность и женская красота покорили миллионера. Он сделал ей предложение и в 1863 году они обвенчались.
      Замужество вынудило Прасковью Ивановну покинуть большую сцену. Она стала жить в Осташкове, отдавая всё своё сценическое мастерство актёрам и зрителям городского театра. С её появлением театр преобразился. Особого расцвета он достиг в 1863—1865 годах. Ведущими в труппе в это время были братья Михаил, Иван и Александр — три сына Якова Михайловича Колокольникова-Воронина, самого первого и самого талантливого театрала 1805 года, Иван Павлович Нечкин и сама Прасковья Ивановна Орлова-Савина.
      Мысль о возвращении на подмостки большой сцены длительное время не покидала Орлову-Савину, но судьба распорядилась по своему. Фёдор Кондратьевич сделал всё для неё, чтобы ей было хорошо на сцене Осташковского театра.
Для этого он пригласил в Осташков брата Прасковьи Ивановны — Николая Ивановича (1812—1891), который поставил на Осташковской сцене свой водевиль «Благое дело» в честь 50-летия общественной пожарной команды.
      Прасковья Ивановна была добрым человеком. Она никогда ничего не просила, не требовала от Фёдора Кондратьевича, но всегда располагала его чувствами.
      Второе замужество было для неё счастливым. Семьи Савиных жили по своему счастливо, в полном достатке, ни в чём себе не отказывая. Дома их находились на территории завода. Один сохранился до наших дней. (Клубное здание). Основная контора находилась в Петербурге, где Савины проводили свою светскую жизнь.
     Есть люди, которые сеют добро. У таких людей, каждый, независимо от положения в обществе, может найти человеческую щедрость и душевную теплоту — такими были супруги Савины. Кто бы к ним не обращался за помощью, они никогда ни в чём не отказывали. Есть истина, «Человек познаётся в беде». Такая беда случилась 19 мая 1890 года. Стояла тёплая сухая погода. Воздух был наполнен звуками певчих птиц и запахами черёмухи и листьев распускающейся берёзы. Город жил своей спокойной провинциальной жизнью. Ничто не предвещало беды, но она пришла. На пожарном сарае вывесили шар и зазвонил колокол. Шар указывал, что пожар был в северной части города. Загорелся дом на Миллионной улице. Огонь охватил четыре здания. Пожар представлял жуткое зрелище. Воздух как насосом тянуло к пожарищу. Поднялся сильный ветер. Пламя струилось по потолкам и с диким рёвом вырывалось на свободу через оконные проёмы.
      Осташи очень боялись пожаров. В их памяти ещё сохранились пожары 1676, 1694, 1711 годов, когда город сгорал полностью вместе с крепостными стенами и башнями. Пожар тушили все присутствующие, Савин был в то время не только городским головою, но и попечителем пожарной команды. Вся ответственность при тушении пожаров лежала на нём. Пожар бушевал вдоль улицы от центра пожарища к домам Крестовых и Резвых. И вот в такой критический момент, когда пламя пожирало всё, как ненасытный зверь, Фёдор Кондратьевич подошёл к Крестову Петру Тимофеевичу, который ещё мальчиком с 15-ти лет начинал работать у него в конторе, и по отечески сказал; «Ты Петя не горюй. Я тебе помогу. Только не строй ерунду». Савин управлял тушением пожара, успокаивал погорельцев, предоставлял им жильё, но не знал, что сердце его на пределе. В одночасье Фёдора Кондратьевича не стало, он умер на глазах почти всех Осташей от разрыва сердца. Тело его, после отпевания в Смоленском соборе Житенного монастыря, под звон колоколов всех церквей города, было предано земле. В память о печальном событии, благодарными осташами на месте смерти Савина, между двумя бульварами, была установлена гранитная стела с надписью, (уничтоженная в 1930-е годы). На месте пожарища построена часовня из красного камня.
      Прасковьи Ивановны не было на пожаре, она боялась их, не видела смерти мужа. В последствии она очень сожалела об этом и корила себя. После похорон мужа она вызвала к себе Петра Тимофеевича и объявила: «Петя, раз Феденька тебе сказал, что он поможет в постройке дома, то я против не буду», и выделила средства и материалы на постройку каменного дома. (Дом теперь принадлежит санэпидемстанции). Из воспоминаний С. М. Крестова 7 января 1990 года.
      Анна Никитична Волкова (Колосова) 1867—1959, с девяти лет была служанкой у господ Савиных. Жила с ними в Петербурге, следила за чистотой и порядком в доме, получила соответствующее воспитание. Аня там очень скучала. Когда Савины сообщили ей о своём намерении ехать в Осташков, то она была вне себя от радости. В Осташкове ей назначили службу горничной. Аня любила свою госпожу и Прасковья Ивановна отвечала ей взаимностью.
      У Прасковьи Ивановны не было своих детей, но детей она очень любила. Она с материнской любовью и нежностью занималась воспитанием четырёх девочек — Сони, Лизы, Лены и Нади — дочерей брата её мужа, т. е. племянниц. Следила за работой учителей, за манерами воспитания, за их питанием и здоровьем. Каждый день, независимо то погоды, к их дому подкатывал экипаж, и девочки совершали прогулку по свежему воздуху. Это были любимые прогулки и самой Прасковьи Ивановны, ибо для её больных лёгких требовался чистый воздух.
     Ей приходилось заниматься не только воспитательной деятельностью, но и пристально следить за состоянием дел: в сиротском приюте, в богадельне, в столовой для бедноты с бесплатным питанием, в больнице, в доме милосердия, в бане для рабочих завода и в ремесленной школе, что была открыта Савиным при заводе, где готовили квалифицированных рабочих и служащих для кожевенного производства.
      Когда горничную Аню выдавали замуж, Прасковья Ивановна все расходы по свадьбе взяла на себя, дала ей всё приданое, что положено было иметь невесте и заказала венчальное платье с длинным шлейфом.
      Женихом был парень с соседней улицы — Дмитрий Ильич Волков, лучший мастер сапожных дел города, который самолично шил рыбацкие непромокаемые вытяжные сапоги («осташи») с одним задним швом по всему изделию. Были назначены смотрины, а затем и день свадьбы.
      К свадьбе готовились тщательнейшим образом. За всем следила сама Прасковья Ивановна. Кони были вороные. Сбруя с колокольчиками начищена до блеска. Колёса экипажа новобрачных были выкрашены в белый цвет. Свадебный кортеж с шиком проследовал по улицам города в Преображенскую церковь, затем в дом Волковых.
      После свадьбы Прасковья Ивановна рассталась со своей любимицей навсегда. Анна Никитична зажила своей жизнью, занималась хозяйством, растила детей. Их у неё было тринадцать. Впоследствии, когда Прасковьи Ивановны не стало, Анна Никитична в своих воспоминаниях говорила о ней: «Господа были очень добрые, очень хорошие. Лучших людей не было, таких заботливых и щедрых» (из воспоминаний внучки Пильниковой Т. М. 12 января 1990 года).
      После смерти мужа, обладая огромным состоянием, Прасковья Ивановна все последующие годы занималась только благотворительной деятельностью, помогая нищим, больным, голодным, престарелым, убогим людям, оказывая финансовую помощь больнице, приюту, богадельне и церкви.
      Скончалась Прасковья Ивановна 2-го июля 1900 в возрасте 85 лет. Похоронили её при стечении всего народа города Осташкова и приезжих под звон колоколов всех церквей с панихидой и литургией, по её завещанию, не в родовом склепе Савиных Житенного монастыря, а рядом с могилой её матери (умершей в 1865 году) в Знаменском женском Монастыре за алтарём церкви.
      В тридцатые годы над могилой П. И. Орловой-Савиной прокатилась волна антицерковного вандализма, могила была разрушена.
Решение о восстановлении могилы и охраны её было принято в 1966 году. Была изготовлена мемориальная плита и снимок с неё публиковался в местной газете. Однако на этом всё тогда и прекратилось...
      Прошло ещё 23 года с момента принятого решения и начатого исполнения, а могильного холма и надгробия актрисы, внёсшей огромный вклад в театральную и русскую культуру, нет.
     Прасковья Ивановна глубоко любила свой народ и была предана ему. Она любила всё родное, русское — язык, одежду, песни, обряды. Хотелось бы, что бы и народ был также предан ей и сохранил память о великой дочери не только в сердцах, но и на деле восстановил надгробие над её могилою и оберегал её, как символ неугасимой во времени доброты и милосердия.